Оксана Карас: «Если нет ощущения, что умрешь, если не выскажешься, — не надо браться за тему»
– Оксана, как вам фестиваль в Праге? Какой из фильмов, которые вы посмотрели, вы могли бы отметить?
– Все фильмы заслуживают внимания. Я считаю, что случайных картин в программе Flash Film Festival нет. Конечно, мне понравился фильм «Волшебник» Михаила Морскова, это дебютный фильм у Миши, мне было приятно посмотреть его еще и потому, что Миша был композитором в трех моих полнометражных фильмах: в «Хорошем мальчике», в фильме «У ангела ангина» (это экранизация Вадима Шефнера), и в «Выше неба», который мы как раз привезли в Прагу. «Волшебник» — прекрасное музыкальное кино для широкой аудитории, прежде всего для семейного просмотра, что очень редко сегодня в России случается. Моя дочь — ей девять лет — смотрела этот фильм в Москве и осталась в восторге.
– Давайте поговорим о вашей картине, которую вы привезли, — «Выше неба». Как рождался сюжет? Я знаю, что вы тоже являлись автором.
– Мы с Катей Мавроматис, сценаристом этого фильма, встретились и познакомились в декабре 2014 года, то есть пять лет назад. Так получилось, что я сама писала сценарий о токсичных взаимоотношениях матери и дочери, и моя подруга сказала: «Знаешь, такой сценарий уже есть, позвони Кате». Мы встретились, я прочитала ее сценарий, поняла, что мне очень нравится этот текст, мне очень нравится сама Катя. Предстояла долгая работа над этим сценарием, и так получилось, что, пока мы искали финансирование, пока эта картина случалась, мы решили затронуть более глобальные темы в дополнение к деструктивным отношениям ребенка и матери: тему распада семьи, тему истинности института семьи сейчас, в XXI веке, взаимоотношения еще молодых родителей, но уже взрослых детей, тему уже изживших себя отношений, которые поддерживаются искусственно… Фигура отца у нас разрослась и стала более значимой. Мне стало интереснее наблюдать в этой картине не столько за отношениями мамы и дочки, сколько за отношениями взрослых супругов.
– А вам близок этот сюжет? Вы когда-нибудь сталкивались с этим в своей жизни?
– Ну конечно, все мы, когда беремся за какую-то тему (в авторском кино уж точно), если уж не как к терапии прибегаем к кинематографу, то занимаемся темой, которая достаточно сильно нас беспокоит. Должна быть какая-то болевая точка, чтобы взяться за тот или иной сюжет. У меня не самые гармоничные отношения с мамой, для меня это серьезная, важная, болезненная тема, как и для Кати Мавроматис. В этом плане мы сошлись, как говорят, общий невроз — это повод съезжаться (смеется). В общем, мне было что исследовать на этой территории.
– Вы нашли в этом фильме ответ на вопрос, почему у вас сложно складываются отношения с мамой?
– Ответ на свой вопрос я знала изначально, мне важно было это еще раз прожить. Мне стало легче. Эта тема меня отпустила, что тоже важно. Конечно, кино снимается не только из такого эгоистического подхода, мы беремся за те или иные сюжеты не только чтобы проработать свои травмы. Но если нет ощущения, что, если ты не выскажешься, ты просто умрешь, если вы меня свяжете, я все равно буду рассказывать об этом, то браться не стоит.
– Вы испытывали такую же гиперопеку со стороны мамы?
– У меня очень талантливая, красивая мама, но она и очень сильная, у нее очень серьезная профессия (судья — прим. ред.), она очень авторитарная, я бы даже сказала, в некоторых вопросах деспотичная, но мы все, слава богу, живые люди. И я считаю, что, пока мы живы, бог ждет от нас изменений, поэтому я оставляю эту тему открытой, по крайней мере в наших с мамой отношениях, и я жду, что она будет и развиваться, и меняться.
– Как она отреагировала на вашу картину? Она поняла намек?
– А я даже не знаю, смотрела ли она ее. Я не могу сказать, что мои родители являются большими поклонниками моих фильмов… Я ее не спрашивала — осторожничаю.
– Часто ли вы получаете критику со стороны родителей, если они все-таки смотрят ваши фильмы?
– Нет, обычно критики нет, они либо ничего не говорят, либо говорят: «О, круто, молодец». У нас в семье нет культа меня и моих работ (смеется). Все очень спокойно. Я считаю, что это абсолютно нормально, здорово. А как иначе? Мой брат — музыкант, папа — инженер, мама — судья, я режиссер, у всех свои профессии, интересы. Мама может сто раз позвонить и спросить, тепло ли я оделась, но никогда не спросит, как там мой фильм.
– Я знаю, что вы сама мама троих детей. Как вы сами находите баланс в отношениях с ними?
– Наверное, обжегшись на молоке, я теперь дую на воду и наоборот слишком демократичная мама, я боюсь пережать и даю слишком много свободы, все ходят на голове и творят, что хотят… Мы все ходим по тонкой грани осознанного родительства, потому что здесь тоже есть свои перегибы.
– Вашей старшей дочери девять, вы еще не снимали ее в своих фильмах?
– Ну, она забредает иногда на съемочную площадку.
– Что было самым сложным при съемках фильма «Выше неба»?
– У нас были очень легкие, трогательные, нежные съемки. У нас был очень короткий съемочный период из-за того, что у нас небольшой бюджет. Было всего 18 съемочных дней, из них две ночные смены. Такой график, конечно, требовал собранной работы всех цехов. Мы все стали одной семьей. Кстати, Виктория Толстоганова, исполнительница главной роли, и Алексей Агранович, папа в нашем фильме, — в жизни муж и жена, но они первый раз играли вместе. Раньше они не встречались на съемочной площадке (Алексей не так давно стал сниматься). В общем, здесь они с Викой в первый раз работали вместе, причем сразу взялись за такую сложную тему выгоревших отношений.
– Вы же тоже работали в паре с мужем, он был оператором, а вы режиссером. Как вам работается на одной площадке?
– Сергей Мачильский — большой художник, один из крутейших операторов-постановщиков в России. Подобных мэртов не так много. Мы познакомились три года назад, кстати, на съемочной площадке, и за эти три года успели снять восьмисерийный сериал, три полных метра, короткие метры, родить двоих сыновей — все очень активно происходит, но пока мы не убили друг друга, и, по-моему, нам не скучно.
– У вас в фильме очень много откровенных сцен, даже не обязательно постельных. Кто-то раздевается, переодевается… Почему вы решили включить их в таком количестве?
– Специального решения снимать чувственное кино, где все будут ходить голые и будет жара, не было. Просто драматургия диктует определенный киноязык. Это лето, Иван Купала, пик созревания природы и женского созревания… Вы видели, у меня в фильме много молодых актрис, девочек 18-19 лет.
– Как начинающие актрисы могут попасть к вам фильм? Вы сотрудничаете с какими-то агентствами или, может быть, как некоторые режиссеры, ищете в фейсбуке красивые лица, которые соответствуют образу, даже смотрите сториз?
– Все то, что вы перечислили, плюс личная насмотренность, личные знакомства. Ты встречаешься с человеком, запоминаешь его, а потом через какое-то время случается подходящий материал, и ты понимаешь: вот, этот человек был бы идеален.
– У вас скоро выходит новый фильм «Доктор Лиза»…
– Да, сейчас мы как раз заканчиваем работу над ним, послезавтра будем писать музыку с оркестром.
– Как вам работалось с Чулпан Хаматовой?
– Я просто благодарна судьбе, что у меня была возможность с этим человеком (я даже не буду говорить «с актрисой») соприкоснуться. Чулпан — это целый мир, целая вселенная. Не так много людей, которые живут по таким принципам, как жила Елизавета Петровна Глинка и как живет сейчас Чулпан, когда ты занимаешься не только собой, семьей, профессией, но и огромную часть себя отдаешь другим людям. Мы ведь поколение эгоцентристов, вся индустрия красоты, соцсетей построена вокруг того, что человек должен любить себя, любоваться собой, всячески продвигать себя. И люди, которые тратят себя на других, — это уникальные персонажи.
– А сценарий писался специально под Чулпан Хаматову?
– У нас не было других вариантов, кроме Чулпан, нам было важно, чтобы она согласилась, и она дала согласие за две недели до начала съемок. У продюсеров уже была паника, а я понимала, что, как только мы доточим текст сценария, она скажет да.
– Когда выходит фильм?
– Он должен выйти в прокат следующей осенью, но я надеюсь, что у него будет и фестивальная судьба.
– Вы уже готовитесь к новой работе, есть какие-то планы?
– Конечно, планов громадье, мы всегда одно снимаем, другое монтируем, третье пишем. Я очень надеюсь, что в следующем году у меня случится работа над полнометражной картиной, где мы будем исследовать тему очень-очень-очень взрослых женщин. Я хочу поговорить о пожилых, о том, каково ими быть.
– А вы как думаете, легко быть очень взрослой?
– Я отношусь к этому так: в любое время, даже если это твой последний день, ты еще можешь измениться, стать лучше, что-то открыть для себя, узнать что-то новое. Сколько бы нам ни было лет: восемьдесят, девяносто, сто, тридцать — неважно, пока мы живы, мы должны развиваться. И старость — это тоже время для развития и роста. И я хочу поговорить о том, что жизнь с седыми волосами не заканчивается.
– Большое спасибо за интервью. Желаем вам успехов и с нетерпением ждем ваших новых работ.
Беседовала Эльвира Смириненка, YouTube-канал PAGAVARIM
