«Мы заплатили самым дорогим, что у нас было», — говорят родители чеха, убитого в Бахмуте

«Накануне мы переписывались. Он прислал мне фотографию. На ней он ехал в машине и ел какой-то гамбургер. Я в шутку ответила, что у него грязные руки. Он написал „да“ и прислал смайлик», — рассказывает Яна в кафе на окраине Праги.
 
 «Это было его последнее сообщение. После этого он никогда больше не отвечал мне, хотя я до сих пор продолжаю ему писать. Говорят, другие матери, у которых умирает ребенок, поступают так же», — она вытирает глаза платком. Ее муж Мартин протягивает ей новый. Они не хотят публиковать фотографию. Им не нужно сочувствие. Или ненавистные отклики.
 
 Последний раз они слышали о своем сыне 18 марта прошлого года. На следующий день после этого Яна взяла трубку с неизвестного украинского номера.
 
 «Это был доверенное лицо, чех с моравским акцентом. Он вкратце рассказал мне, что Кайя пал в бою».
 
 Этого момента она никогда не забудет. Было воскресенье, 8:20 утра, она только что вернулась с прогулки с собакой. Ее муж Мартин сидел рядом с ней на диване.
 
 «Я не понимала слова „пал“. Оно казалось мне чем-то из далекого прошлого века. Я не хотела понимать это слово. Но, конечно, я знала, что голос сообщил о смерти Кайя. Сначала я подумала, что доверенное лицо ошиблось, что это сон», — вспоминает она.
 
 Но это было не так.
 
 «Конечно, мы хотели узнать, как это случилось. Кричал ли, было ли ему больно. Ответили, что нет. Он даже улыбался и шутил: не порвите мне штаны, сказал он. Так нам потом рассказывали люди из его подразделения. Даже его командир нам звонил», — вспоминает Яна.
 
 Родители 22-летнего Карела Кучеры по прозвищу Чарли Чех, воевавшего в третьем пехотном батальоне Международного легиона обороны Украины, до сих пор не знают, что именно произошло в Бахмуте в тот роковой день.
 
 «Мы знаем только то, что его пытались спасти. Рядом был лучший боевой спасатель», — пожимает плечами отец Мартин.
 
 До начала этого года Яна избегала публичности, пока не согласилась, чтобы имя и фотография ее Кайи появились на сайте, который отдает дань памяти павшим иностранным бойцам. Они с Мартином подумывают о том, чтобы его имя было нанесено на Стену памяти павших за Украину, которая находится в центре Киева.
 
 «Кайя был веселым, дружелюбным, открытым, легко располагал к себе людей, никого не осуждал. Он с самого раннего детства говорил нам, что хочет стать рыцарем или солдатом», — вспоминает Яна. На мгновение на ее лице появляется улыбка.
 
 Военная тематика завораживала Карела Кучеру. Яна рассказывает, как с самого раннего возраста ей приходилось ходить с ним в военный музей, на армейские мероприятия в Лешанах или мероприятия под названием Bahna. Каждое лето он ездил в лагеря. Сначала как ребенок, потом как практикант и, наконец, как вожатый. Он готовил программу для детей. И им это нравилось.
 
 «Мы хотели, чтобы после школы он пошел в педагогический, раз уж он так хорошо ладит с детьми, но он все равно тяготел к армии. В 2019 году он вступил в ряды действующих резервистов, прошел с ними несколько учений и получил от этого огромное удовольствие, он был там счастлив», — рассказывает г-н Мартин о своем сыне.
 
 Затем наступил переломный момент — февральское вторжение российских войск в Украину.
 
 «Он любил бодрствовать ночью, поэтому разбудил меня и сказал: папа, началась война», — вспоминает Мартин. С тех пор его сын буквально жил Украиной. Он участвовал в сборе средств, общался с волонтерами и отправлял деньги на оружие.
 
 «Я видел, что ему этого недостаточно. Я пригрозил ему, что сломаю ему руку или ногу во сне, только чтобы он не смог пополнить ряды армии», — пожимает плечами Мартин. Позже они обнаружили, что это была не просто «виртуальная помощь». Карел отправил президенту просьбу о разрешении воевать в украинской армии. Он подтвердил серьезность своих намерений, выйдя из состава действующих резервистов.
 
 Вместо того чтобы отправиться в Табор, он поехал во Львов.
 Планы с пединститутом сорвались. Карел сдал вступительные экзамены в Университет обороны. Его родители были рады. Они надеялись, что это поможет их сыну остаться дома.
 
 «В конце мая он сказал нам, что едет на военные учения для резервистов. Я отвез его на станцию. Он смеялся. Мы нормально попрощались», — говорит Яна. Только через несколько дней они узнали, что он уехал во Львов поездом, а не в Табор.
 
 «Через десять дней я готовила и подумала: он, наверное, уже должен быть приехать. Я написала ему, чтобы узнать, где он, и он ответил, что находится в Украине. Мы были потрясены. Я надеялась, что это неправда. Я тут же написала ему, чтобы он возвращался домой, иначе мы сойдем с ума. В тот день я вышла на работу после обеда, совершенно выбитая из колеи», — рассказывает Яна.
 
 После этого общение с Карелом было нерегулярным. Неконкретным. Он не говорил родителям, где находится, что он делает. Ему не разрешалось. «С этого момента все пошло наперекосяк», — говорит Мартин. Жизнь дома изменилась.
 
 «В начале дня мы проверяли сообщения, не случилось ли чего», — говорит Мартин. «Я часто проверяла по ночам, — добавляет Яна. — Я постоянно следила за тем, появился ли он в сети. Если его не было, я начинала нервничать. Когда он написал, что не сможет выйти на связь в течение нескольких дней, мы поняли, что он на задании. Однажды я даже позвонила в посольство, чтобы узнать, не знают ли они что-нибудь», — говорит она, рассказывая о том, какое влияние оказало на нее участие Карла в событиях в Украине.
 
 На протяжении всего этого они понимали, что и зачем делает их ребенок. Он постоянно объяснял им: «Я должен защитить свою семью, свою страну, потому что они не собираются останавливаться на достигнутом». «Мир сложен, но Кайя воспринимал конфликт как черно-белый. Поэтому для него и его друзей это было легким решением. Они видели черноту, которая надвигалась, и пытались остановить ее», — говорит Мартин, рассказывая о том, как Кайя сопротивлялся их уговорам вернуться домой.
 
 Для него это была явная битва между добром и злом.
 
 Карел вернулся домой в начале октября. «Я ужасно плакала, когда он вышел из метро. Я думал, что потеряю там сознание. Люди странно на меня смотрели», — рассказывает Яна о той встрече.
 
 Они уговаривали его, как могли.
 
 Яна мысленно желала, чтобы от него забеременела какая-то девушка. «Для меня все было более приемлемо, чем мысль о том, что с ним что-то случится», — объясняет она.
 
 Они с Мартином были сосредоточены на том, чтобы сын начал учиться в Университете обороны. «Но Кайя получил письмо, в котором говорилось, что ему не разрешают учиться, и обжаловать решение бессмысленно. Официальным обоснованием было то, что он не сдал аттестат о среднем образовании».
 
 Яна качает головой. Она думает, что настоящей причиной, скорее всего, был уход Кайи из действующего резерва. А может, дело в его пребывании в Украине.
 
 Она не знает.
 
 «Мы делали все возможное, чтобы он не уехал. Но он продолжал говорить, что должен вернуться. Что он обещал. И что у него там есть обязанности», — воспроизводит Мартин слова Карла. Он оставался дома 14 дней.
 
 «Расставание было ужасным. Я так кричала в автобусе, что даже водитель вышел и спросил, не больна ли я», — вспоминает Яна. Кайя успокаивал меня: «Мама, не волнуйся за меня, со мной ничего не случится», а я отвечала: «Ты не ясновидящий».
 
 Во второй раз Карел получил «отгул» в начале января. Тем временем родители попытались применить еще одну уловку, чтобы удержать его дома. «Я убедил жену, что мы купим ему небольшой дом, чтобы, когда он приедет, у него было что-то постоянное, куда он мог бы возвращаться. Старый, скромный домик у реки Бероунка, который он очень любил», — объясняет Мартин.
 
 «Мы были в ресторане, отмечали мой день рождения. Кайя и его брат договорились поехать в Роттердам, чтобы посетить концерт своей любимой группы во время очередного „отпуска“ в июне», — рассказывает Яна об их последней встрече.
 
 Но это были только планы.
 
 19 марта они узнали, что их сын погиб во время боевых действий под Бахмутом на востоке Украины.
 
 «Посольство связалось с нами и сказало, что сделает все возможное, чтобы вернуть Кайю домой как можно скорее. Они предложили нам проститься в Харькове или Киеве. Но мы отказались. Моя жена была не в состоянии ехать. Ей было очень плохо. И я не хотел оставлять ее одну», — рассказывает Мартин.
 
 Тело их сына привезли в похоронную службу в начале апреля. Через неделю его похоронили. На похоронах присутствовало более 50 человек. Семья. Одноклассники из начальной и средней школы. Друзья из лагеря. Коллеги с работы. Люди из Украины.
 
 Проходит время, но боль родителей и их тоска по сыну не утихают. Яна рассказывает, что она завидовала всему хорошему, что было у окружающих ее людей. Все их проблемы казались ей пустяковыми. В течение нескольких месяцев она страдала от отсутствия аппетита. Ее словно парализовало. По сей день она редко улыбается. Ей не до радости.
 
 «Долгие месяцы все валилось из рук. Мы только думали о нем. Ужасная тоска и страдание. Теперь мы можем видеться с другими людьми время от времени. То тут, то там прорывается смех», — говорит Яна.
 
 До недавнего времени ей снился один и тот же сон.
 
 «О том, как Кайя умирает и падает в грязь. Каждую ночь. Я спала всего несколько часов. Теперь, к счастью, мне снятся и обычные, более поверхностные сны об отдыхе на море», — улыбка уже во второй раз мелькает на лице Яны.
 
 «Но когда я просыпаюсь, то первым делом думаю о том, что Кайя умер», — добавляет она.
 
 По ее словам, они заплатили слишком высокую цену.
 
 Мартину снятся сны о возвращении Карела. Просыпаться в реальности так же тяжело.
 
 «Я с нетерпением ждал июня, чтобы выпить вместе пива. Я и он. Гордый отец со своим храбрым сыном. Этого не случится. Я очень горжусь им, но мне его ужасно не хватает. Все больше и больше», — признается он.
 
 Станет ли лучше? «Кто знает», — пожимают плечами и Яна, и Мартин.