Интервью жертвы: в Чехии отчим насиловал девочку, но суд все равно наказал потерпевшую за ложь

27 сентября 2023
17:30
4907
По словам Зузаны, отчим начал подвергать ее сексуализированному насилию, когда ей было пять лет. В возрасте девяти лет он жестоко надругался над ней в подвале. Свою боль и страдания она перенесла на бумагу: рисовала себя лежащей в постели в крови, а также изображала половые органы на куклах. «Мама считала эти рисунки уродливыми. Она не спрашивала, зачем я их рисовала. Она комкала их и выбрасывала», — рассказывает Зузана С., которая дала интервью под псевдонимом, чтобы защитить себя и своих детей.
Дисклеймер: Пожалуйста, имейте в виду, что данная статья содержит подробности совершения преступлений сексуализированного характера. Мы осознаем, что такой контент может быть неприемлемым или неприятным для некоторых читателей, и призываем вас оценивать свои комфорт и готовность читать подобный материал. Некоторые подробности намеренно упущены из-за шокирующего содержания, с полной версией статьи на чешском языке можно ознакомиться в источнике.
 
– Ваш отчим начал издеваться над вами, когда вам было пять лет. Помните ли вы, как это началось и что именно произошло? 
– Все началось невинно. Я помню, что это началось с того, что мы стали щекотать друг друга, обниматься. Мой отец сказал, что это была игра в паука. От объятий и игр перешли к оральному сексу. (...)Я думала, что меня сейчас вырвет и я задохнусь. 
 
– Отчим также часто наказывал и бил вас. В пятилетнем возрасте вы при нем от страха помочились. Что произошло дальше? 
– Он меня ударил, раздел догола, положил обмоченные колготки в пакет, посадил в машину и выкинул вместе с ними где-то на улице с запиской, что если я описаюсь, то пойду к цыганам.
 
– Он оставил вас одну на улице в мороз? 
– Я не знала, что делать. Мне было страшно, и я плакала. Потом он вернулся за мной. 
 
– Какие еще наказания применял к вам отчим и что служило толчком к тому, чтобы причинить вам боль? 
– Он установил правила, что нельзя плакать, только улыбаться. Если что-то ломалось или я сопротивлялась, не слушалась, в наказание я должна была стоять на коленях на терке или на пороге дома с вытянутыми руками с кастрюлей на них. (...)
 
– Вы много рисовали. Некоторые из рисунков свидетельствовали о том, что делал отчим. Ваша мама, вместо того чтобы задуматься, назвала их гадкими, скомкала и выбросила. Что там было нарисовано? 
– Что я лежу в постели полуголая и в крови, или, когда я была совсем маленькой, я рисовала пенисы у маленьких девочек. 
 
– Мама не спрашивала вас, почему вы нарисовали девочку с пенисом или почему вы нарисовали кровь? 
– Она никогда не спрашивала. Она всегда говорила, что это уродливо. Комкала и выбрасывала. Потом я рисовала сама для себя все, что меня волновало и беспокоило. 
 
– Когда вам было девять лет, отчим впервые изнасиловал вас. Он приказал вам пойти с ним в погреб за картошкой. Приведу цитату из вашей книги: «Он схватил меня за волосы и нагнул над ящиком. Я кричала и плакала, я не хотела, я не могла дышать, потому что он закрыл мне рот рукой». Зузана, вы несколько раз пытались рассказать матери о том, что вы чувствуете, как вам страшно, вы угрожали ей, что убежите, что покончите с собой, но она только говорила: «Зузана, все будет хорошо, ты храбрая девочка, ты не хочешь, чтобы со мной что-то случилось». Извините, но на этом этапе меня затошнило, и я отложила книгу на несколько часов. 
– Было ужасно больно. Мы пошли обедать, а я не могла сесть. Мама сказала, чтобы я садилась. Я плакала, говорила, что не могу. Отчим сказал мне, чтобы я слушалась маму. Он встал и силой посадил меня на стул. Я потеряла сознание и потом ничего не помню. 
 
– Вы ничего не сказали маме? 
– Нет. Я боялась, что это ей не понравится. Что она будет на меня сердиться. А отчим приказал, чтобы я не говорила. 
 
– Он вам угрожал? 
– Угрожал. Что, если я что-то скажу, он убьет маму и что-то сделает с моими сестрами. Я не хотела, чтобы с мамой что-то случилось. Я ее защищала.
 
– Ваш отчим был не единственным, кто вас насиловал. Это правда? 
– Если я что-то делала не так, или что-то не делала, даже плохой оценки было достаточно, он приглашал каких-то парней, связывал меня на чердаке и наказывал сексом. Иногда мне приходилось пить какой-то сок. Потом все было как в тумане, и я просыпалась от сильной боли. (...) Мне было двенадцать лет. Я не знала, чего он от меня хочет. В тот момент я хотела только одного. Умереть. 
 
– Как подумаю о вашем маленьком, крошечном, неразвитом детском теле и процессе таких пыток, не могу поверить, что ваша мать ничего не замечала. 
– Потом она, наверное, догадалась, она сказала мне: «Ты должна это вытерпеть, ты же не хочешь, чтобы со мной что-то случилось». Так что она должна была знать. 
 
– Она знала. И ничего не сделала. 
– Нет. 
 
– Книга перемежается записями из дневника вашей матери, медицинскими заключениями из больниц, заключениями психиатров и психологов, показаниями учителей. Вы пили таблетки, наносили себе увечья, синяки и царапины, оказывались в больницах и психиатрических отделениях. И хотя окружающие и власти видели ваше плохое состояние, они объясняли это только страхом перед отчимом. Это было все, что вы могли им сказать в то время? 
– Да, потому что мне было очень страшно. С одной стороны, ты взываешь о помощи, хочешь, чтобы все закончилось, но в то же время боишься, что будет дальше. Страх — это действительно сильный фактор. Все, что я могла сказать в то время, это то, что я боялась своего отчима. В девять лет мой мир рухнул. Я перестала общаться. Я потеряла голос. Позже я начала понимать, что то, что со мной происходит, неправильно. Что отцы не поступают так с другими девочками. Я начала причинять себе боль, чтобы попасть в больницу. Социальный работник говорила, что так поступают лишь непослушные дети, которым нужна строгая дисциплина. 
 
– Так что даже служба защиты детей лишила вас всякой надежды поговорить о том, что с вами происходит. 
– Я научилась, вернее, заново научилась смотреть на реальность по-другому. Мне хотелось жить в другом месте. Подальше от отчима.
 
– Несмотря на неодобрение отчима, вы остались жить с бабушкой. Вы часто ходили пешком за десятки километров от школы, потому что у вас не было денег на автобус, а в школе вам даже не оплачивали обеды. Это тоже было наказанием за непослушание? 
– Да, отчим считал мои действия предательством. Он не мог продолжать делать то, что он делал. Но на выходные я приезжала домой, мне приходилось. Я ходила на танцы, а потом возвращалась домой. Отчим запрещал мне танцевать. Он считал это непослушанием. Он ударил меня так, что я упала с лестницы, а потом изнасиловал. 
 
– Однажды отчим поджидал у дома бабушки. Он пытался изнасиловать вас в машине. Вы пришли в школу с синяком под глазом и с трудом могли ходить. Школьный психолог оценил ситуацию как серьезную. Это был первый раз, когда вы заговорили о насилии? 
– Только из-за вопросов, которые мне задавал психолог. На самом деле я просто кивала головой. Я не могла этого сказать. Это было первое расследование. Они видели синяки, царапины, порванные вещи. Но мне было тяжело. Когда я кивала в знак согласия на вопросы следователя, потом брала свои слова обратно. Я боялась, что мне станет хуже, и того, что будет с мамой. 
 
– Вы давали показания в полиции с многочисленными пробелами и неясностями и в итоге оказались в суде. Мама и бабушка, которых вызвали в отдел защиты детей для дачи объяснений, все отрицали и называли вас лгуньей, говоря, что вы все выдумали. Вы вышли из суда с таким заявлением, и дело обернулось против вас, вас привлекли к уголовной ответственности за лжесвидетельство. Что произошло? Почему вы сдались? 
– Сначала я попала в обстановку, когда не знала, чего ожидать и что делать. Мне никто ничего не объяснял. А потом я увидела своего отчима, сидящего в зале суда. И чувство страха во мне усилилось. 
 
– Как он мог там сидеть? 
– Я сама этого не понимаю. Судья начал кричать на меня: «Ты учишься на педагога и не умеешь говорить?» Я была в ужасе. Наверное, кто-то посчитал это уместным? Не знаю. С тех пор как судья начала на меня кричать, я только и могла думать, что все будет плохо, что отчим убьет нас с мамой, что он причинит вред моим сестрам. Добавьте к этому давление.
 
Никто не вмешался, никто не помог? А как же адвокат? 
– Нет. Никто. Я сломалась. Тогда меня вывели в коридор. Кто-то поговорил со мной, кажется, социальный работник, потом я вернулась и сказала ей то, что она мне велела, что я все выдумала. Потом, когда меня спросили, что именно я выдумала, я не смогла сказать, потому что я ничего не выдумывала. Мне казалось, что это моя вина. Что в том, что со мной происходит, виновата я. 
 
По результатам психологической экспертизы вы в 16 лет вышли из суда «всего лишь» с выговором за лжесвидетельство. Мать в итоге с ним развелась. Почему ваш адвокат или защитник не опротестовал решение суда? 
– Меня никто не спрашивал и не обсуждал это со мной. Из суда я сразу пошла к детскому психиатру, потому что у меня было очень плохо с психикой. 
 
Я не удивлена. С разрешения читателей я кратко обрисую здесь переход к другой вехе вашей жизни. Вы учились в средней педагогической школе. Вы все еще сталкивались с насилием со стороны отчима. Вы познакомились с водителем автобуса Рихардом. Вскоре вы узнали, что беременны. Рихард заявил об отцовстве, хотя ребенок принадлежал не ему, а отчиму. Вы вышли за Рихарда замуж. Школа создала условия для продолжения учебы даже во время второй беременности. Однажды с вами связалась подруга и указала на то, что ваш муж, с которым у вас уже было трое детей, - педофил. (...). Какова была ваша реакция? (...) 
– Моего мужа отправили в Богнице. По заключению, он педофил. Мы оказались в приюте, ждали суда. Он не состоялся, потому что мой муж покончил жизнь самоубийством. 
 
Отчим потом оставил вас в покое? 
– Нет. Я переехала далеко, но отчим, его дружки и мама всегда меня находили. 
 
Ваша мать предавала вас? 
– Предавала. Когда она развелась с отчимом и у нее не было денег, она говорила ему, где я нахожусь. 
 
Смогли ли вы простить свою мать после того, как она бросила вас на произвол судьбы, оставив эту боль, страдания, травмы, издевательства, изнасилования и побои
– Я простила ее за некоторые вещи, но не думаю, что смогу простить ее за другие.
 
Не считаете ли вы, что ваша собственная мать хуже, чем преступница? В том смысле, что она как мать допустила это. Что она поощряла это. Что она поставила свой собственный страх, финансы и комфорт выше жизни своего собственного ребенка?
– В этом я с вами согласна. Она не смогла справиться с этим. 

 
 
Вы все еще проходите терапию? 
– Да. Это помогает мне понять, что произошло, и распутать тот клубок, в котором я нахожусь. 
 
Есть ли что-то, что вы сделали бы или не сделали по-другому сегодня? 
– Я не думаю, что в детстве я что-то сделала бы по-другому, потому что я не знала бы, как это сделать, даже с тем детским мышлением.
 
 – Когда вы в последний раз видели своего отчима? 
– Около десяти лет назад. 
 
Значит, сейчас вы успокоились? 
– Надеюсь, что да. Я работаю, учусь, занимаюсь тем, что мне нравится, и не очень-то боюсь, что он, не дай бог, когда-нибудь появится. 
 
 


Следите за новостями Чехии в соцсетях:
Telegram 


ЧИТАЙТЕ ПО ТЕМЕ :